КИЕВ. 18 октября. УНН. Коронавирус уже стал частью нашей повседневности, но можно ли к нему относится как обычной простуде? Какие опасности таит в себе этот вирус и насколько он изучен? Какие напасти поджидают человечество в обозримом будущем? И почему рекомендации международных организаций оказались не такими уж и эффективными? Об этом и не только в эксклюзивном интервью УНН рассказала главный инфекционист Украины, заслуженный врач, профессор Ольга Голубовская.
- На днях у вас состоялась большая конференция, посвященная инфекционным болезням. После ковида инфекции стали людям особенно интересны, но так как мы неспециалисты, то могли бы вы рассказать о значении этого мероприятия?
Это наша традиционная конференция, организованная Всеукраинской Ассоциацией инфекционистов Украины. Мероприятие посвящено проблемам, связанным с инфекционными болезнями. Вызовы, связанные с инфекциями, присутствуют всегда – с пандемиями и без.
Инфекционисты всегда первыми принимают удар и стараются найти пути решения. Сейчас ситуация, например, по коронавирусу заметно изменилась. Мы не могли обойти эту тему – так как инфекция стала не такой, как раньше и нужно смещать акценты в лечении чтобы люди выживали. Ведь наша главная задача – первая, наиважнейшая, чтобы человек не заболел и это достигается путем разных профилактических методов. Но к сожалению, вы знаете, что у нас сделали с санитарно-эпидемиологической службой – ее развалили. И мы должны исходить из того, что у нас ее нет… Если человек уже заболел, вторая задача – перевести болезнь в нетяжелое течение для того, чтобы предупредить как осложнения в острый период заболевания, так и отдаленные последствия болезни, которые еще не все известны при коронавирусе. Очень сложное заболевание, только изучаемое.
Говорили о коронавирусах, говорили о массе других инфекционных болезней, в том числе и связанных с военными действиями. У нас уже есть случаи вспышек заболеваний и среди военнослужащих. И случаи тех заболеваний, которых мы практически не видим в мирное время, например, таких как тифопаратифозные заболевания. Обсуждали дифференциальную диагностику многих заболеваний.
Пригласили на конференцию молекулярного биолога, доктора наук Татьяну Клименко, которая всю жизнь занимается исследованием именно мРНК – еще с 2000-х годов, и является специалистом в этой области, работает в Лондоне. И она прочитала лекцию по препаратам мРНК (они не называют их вакцинами). Эта лекция вызвала большой интерес у наших слушателей.
Мы два раза в год проводим такие конференции. И на этой конференции я делала доклад по оспе обезьян, в том числе.
- В свое время мы были первыми, кому вы сказали, что Украина еще поставит памятник ковиду. Намедни у нас открылся в Украине памятник ковиду. Мы шутили, что он 24 февраля «вышел из чата», но кажется начинает просится, чтоб его опять туда добавили. Что у нас на сегодня с ковидом? Нужно ли дальше придерживаться правил и что вы думаете о ношении масок в общественных местах?
Когда начались боевые действия – многие уехали в Европу, отменили масочный режим, было послабление ограничительных мероприятий, послабление контроля вакцинации. И о чем это говорит? О том, что очень много политики в этом вопросе, к большому сожалению. Очень большие деньги, а там, где большие деньги, – много политики. Мы, врачи, должны стоять вне ее, ведь наша задача спасть людей, помогать людям избежать вспышек, трагических последствий. Но это сложно сделать, ведь мы живем в такое время, когда по всему миру были даже гонения на специалистов, многих уволили за то, что они отстаивали свою точку зрения. Но настоящий специалист не может молчать потому что люди умирают у него на руках. Молчать могут только люди, которые не видят пациентов в таком большом количестве и не знают, о чем они говорят, не знают проблемы в целом.
Что касается коронавируса, то ковид вернулся и совершенно в другом виде, ситуация уже иная. Во-первых, у нас есть целый ряд средств специфической или неспецифической противовирусной терапии. Это принципиально, так-как только снижение вирусной нагрузки в самом начале заболевания предотвращает развитие поздней фазы болезни, которая плохо нами контролируется. Непонятно до конца почему у одного она возникает, а у другого не возникает, почему у одного возникает, но очень быстро корректируются нашим вмешательством, а у других тоже самое лечение не приводит ни к каким результатам и прогрессирует, мы усиливаем терапию, а ничего сделать не можем. Это все еще только изучается. И для того чтобы предотвратить эту малоуправляемую фазу надо концентрироваться на первой фазе – вирусной, а это первая неделя от дебюта клинических симптомов, когда вирус размножается и делает в организме что хочет. Нужно принимать вовремя специфическую терапию, и даже местно мы рекомендуем, и за рубежом рекомендуют, промывание разными антисептиками, которые имеют доказанное действие. Мы докторам читаем лекции и акцентируем на этом внимание. Конечно противовирусная терапия больше показана, например, людям из групп риска или же у кого высокая температура тела. Но надо понимать, что высокая температура тела может случится тогда, когда есть иммунный ответ. На внедрение возбудителя хороший иммунитет отвечает температурой – это защитная реакция организма. Но если человек из группы риска, он иммунодефицитный, у него сопутствующая патология, то может и не быть высокой температуры, именно потому, что снижен иммунный ответ, и тогда вирус еще лучше размножается в организме, вызывая различные поражения, но мы не видим ярких клинических симптомов.
На сегодняшний день таблетированные лекарственные средства распределены на уровень семейных врачей, например, Paxlovid, Molnupiravir. И мне не понятна ситуация, когда семейные врачи даже не предлагают их. Не знаю почему так. Это удивительно даже для самих производителей лекарственных средств. Они отслеживают ситуацию и говорят, что это странно, ведь по всем международным рекомендациям, особенно группы риска, должны получать эту терапию. Это таблетированные препараты, они не требуют госпитализации. Если нет доступа к названным препаратам, то у нас остается препарат для внутривенного введения – Remdesivir. Его можно получить в стационаре – мы это прописали еще в апреле 2020 года. И вы помните сколько критики нашего протокола мы вынесли за эти годы, а он полностью оправдался, через два года были получены все доказательства.
Но у нас сейчас ситуация такова, что переполнены стационары.
- Именно ковидные?
Да. Ковидные стационары переполнены. И перепрофилируются новые, конечно не так как было на пике, когда люди не могли получить никакой другой медицинской помощи – даже офтальмологические стационары были перепрофилированы.
- И кардиология…
Сейчас такого нет. А сколько умерло людей из-за неоказания медицинской помощи по другим причинам? Понятно, что ковид – это острая патология, она опасная, она распространяется – это инфекция, национальная безопасность страны. И сейчас перепрофилируем тоже отделения, но меньше. Больных очень много – в наших отделениях, наверное, уже такой же коллапс, как и был. Но сейчас больных с дыхательной недостаточностью стало гораздо меньше. Сейчас, люди, к сожалению, часто имеют тромбозы. И молодые люди тоже. Чаще это случается, когда у человека есть сопутствующая проблема. Эти тромбозы обусловлены действием самого вируса и вот почему его надо подавлять, применяя противовирусные препараты.
И еще, особенно если в доме кто-то живет из групп риска, то нужно чтоб люди знали свою проблему и принимали прописанные врачом лекарства. У нас, наверное, 70% людей с инсулинорезистентностью не знают, что она у них есть. Если есть атеросклероз сосудов и человеку больше 40 – 45 лет — значит нужно принимать соответствующие препараты. Мы живем в такое время, когда есть возбудитель, который научен природой бить по слабому звену в организме человека. И нужно минимизировать риски. Мы и в комплексной терапии назначаем много разных препаратов для того, чтобы смягчить это действие. Многие препараты, например, статины, очень быстро уменьшают воспаление самой сосудистой стенки. И сейчас мы этих больных с тромбозами, инсультами, инфарктами забираем из соматических отделений. Инсульт, инфаркт – привезли, протестировали – коронавирус и они у нас долечиваются.
Вторая особенность этой коронавирусной волны, что декомпенсируются все имеющиеся у людей заболевания – просто тяжелая декомпенсация. Если диабет был компенсируемый, то он становится декомпенсированный, если сердечная недостаточность плюс-минус компенсируемая – она декомпенсируется. Эти люди требуют ухода и длительно находятся в стационаре, возникают энцефалопатии длительные.
Знать какая у кого есть патология, корректировать ее с помощью имеющихся фармакологических средств и вовремя принимать противовирусное лечение – это не панацея, но это то, что минимизирует риски развития тяжелого заболевания. Это закон лечения инфекционных болезней.
Почему при коронавирусной инфекции была такая летальность большая? Хотя у нас госпитальная летальность была не такая высокая, как например в США или в Испании поначалу. У нас была на уровне таких стран как Германия. А во многих странах была такой высокой, потому как заболевание начинали лечить в реанимации, когда у больного дыхательная недостаточность. То есть человек неделю болеет, у него высокая температура, он пьет чай, пьет жаропонижающие, вирус накапливает свои силы. А это особый возбудитель – он научился волновать иммунную систему, и вот эти все неприятности уже дальше связаны с вирусиндуцированным иммунным ответом.
Поэтому надо снижать вирусную нагрузку. И у нас была возможность – Remdesivir ведь был и в 2020 году. А ВОЗ разрешил Remdesivir только в апреле этого года. И в рекомендациях написано, что это жизнеспасающий препарат если его принимать в первую неделю от дебюта клинических симптомов. Для этого надо было 2 года? И сколько было споров со специалистами… Для меня это шок, от которого я не могу оправится. Кладбища больных получены просто-напросто на ровном месте.
Но я понимаю почему в протоколах ВОЗ не было Ремдесивира с самого начала. Дизайн клинических исследований, призванных получить доказательства, был направлен на больных реанимационных, то есть на поздней стадии болезни, а там противовирусная терапия не такая эффективная. Когда поменяли дизайн исследования – начали вводить Ремдесивир с первых дней, то сразу получили на 87% снижение риска госпитализации. Вдумайтесь! То есть из ста больных 87 вообще не требуют госпитализации в случае своевременной терапии. Вы рассказываете, что кислорода не хватало? Так надо было сразу так делать и не было б такого ужаса. Международные рекомендации оказались провальными. Нам 9 месяцев ВОЗ запрещала назначать гормоны. А гормоны сейчас «золотой стандарт». И во всем мире их умные врачи назначали. Настоящий врач всегда опирается на одно – спасение больного. Должны собираться специалисты и определять. Вот и все. Потому что ошибаются и международные институты. А почему? Потому что все заангажированно и очень большие деньги. И потому, если нет доказательств, вы не имеете ни на что права. И пусть люди умирают, но вы не имеете права, и не дай Бог потревожить существующую систему. Но с оспой обезьян уже потревожили, уже все разрешают и без доказательств. Ведь много было скандалов во всем мире и идут судебные процессы, связанные с коронавирусом.
И кстати об оспе обезьян. Уже во всех международных рекомендациях указывают ряд лекарственных противовирусных препаратов, но пишут, что доказательств нет, что они действуют именно на вирус оспы обезьян, но по историческому эффективному действию против других поксвирусов, по ряду других моментов – есть гипотетическая возможность, что эти препараты будут эффективны и их нужно принимать, причем сразу после установки диагноза.
- Ольга Анатольевна, сейчас Омикрон ходит?
Да, сейчас Омикрон и много его различных подвариантов. Из противовирусных, которые я назвала, все показывают эффективность против Омикрона. Но в качестве противовирусных средств в мире используют так называемые моноклональные антитела – они, к сожалению, строго специфичны против определенного возбудителя. Но у нас и не было этих препаратов, эффективных к циркулирующим вариантам вируса.
- А есть новые симптомы Омикрона?
Ничего нового. На сегодняшний день мы видим, что дыхательной недостаточности меньше, но идет декомпенсация сопутствующей патологии. А в остром периоде – возможны боли в горле, но они были характерны и для Дельты. Многие больные жалуются на длительный кашель – обостряются бронхообструктивные симптомы в острый период болезни.
- Вы говорили о подавлении развития вируса противовирусными препаратами. Есть мнение, что повторный ковид или ковид у вакцинированного не требует такого вмешательства. Так ли это?
Абсолютно неправильно, что повторный ковид не требует назначения противовирусных средств. Мы ведь не можем предугадать, кто и как будет болеть. Вся основная клиническая тяжелая симптоматика развивается со второй недели заболевания. Да, многие люди обходятся без противовирусного лечения и выздоравливают. Но я подчеркиваю, что у нас уже не так умирают от коронавируса – умирают от декомпенсации сопутствующей патологии. Наша задача не только чтобы человек выжил, а профилактировать отдаленные последствия в том числе и постковидный синдром. Мы должны стоять на стороне организма человека.
Я всегда говорю врачам, что если человек уже заболел, то вы не должны опираться в принятии решений по лечению больного на его статус вакцинации. Если он уже заболел, то к нему должен быть такой же подход как к невакцинированному. Я видела много пациентов, которые, к сожалению, погибали потому что сидели сами дома и не обращались к врачу, а когда их привозили уже в крайне тяжелом состоянии, то они говорили: «Я же вакцинирован и думал, что все буде нормально». Если человек уже заболел, то это означает, что он или получил большую дозу возбудителя, или же он получил более вирулентный штамм, или же генетика – у нас генетически детерминированы многие вещи. Поэтому надо минимизировать риски.
- По поводу скорости распространения – Омикрон высококонтагиозен?
Он высококонтогиозен и имеет, как и Дельта, очень высокую вирусную нагрузку в начале. Поэтому надо ее подавлять. И мы видим сейчас такой большой рост, потому что он обходит иммунитет и естественный, и искусственный. Инкубационный период тоже сократился за счет этой вирусной нагрузки – чем выше вирусная нагрузка, тем короче инкубационный период.
- И какой инкубационный период сейчас?
Сейчас уже почти как у гриппа – 1-2 дня. Пишут, что до 5 дней, но мы видим, что 1-2 дня, как правило.
- А сократился период самой болезни? Раньше было от 14 и до 21 дня. Сейчас меньше?
У тяжелых больных он практически не сократился, но не за счет развития дыхательной недостаточности, а за счет развития декомпенсации сопутствующих патологий. И мы не можем никак ввести в компенсацию. У нас умер молодой человек, ему было чуть больше 40 лет, умер от декомпенсации сахарного диабета, и никто ничего не мог сделать. Он о нем вообще не знал. Поэтому нужно следить за своим здоровьем. Это не панацея, но это минимизирует риски. Если есть у человека проблемы, то поражаются сосуды, возникают так называемые эндоваскулиты, а тут еще вирус, который тоже поражает сосуды и получается двойной удар. И для того, чтобы минимизировать советую, особенно группам риска, обязательно принимать все те препараты, которые прописывает врач. У нас еще же нигилизм такой – как у нас один профессор известный говорил, что у каждого второго диабет и ничего страшного. И не будем соблюдать диету, и не будем лекарства принимать и ничего страшного. Нет, страшно. У 10-ти пройдет, а у одного нет.
- Развитие болезни ведь зависит от количества вируса? То есть от дозы, которую человек получил. Маска нужна?
Я считаю, что да, когда идет рост заболеваемости. А сейчас он уже идет. Группам риска советую минимизировать вообще хождения по магазинам, подождать пока волна схлынет. Если нельзя этого сделать – носить маску. Какие были дискуссии по поводу масок. Особенно глупости о том, что вирус сквозь маску проходит. Люди вообще не понимают, о чем говорят. Он ведь не сам проходит – вирус ведь находится в капельках слюны, еще в чем-то. И маска хоть как-то защищает. Но я противник ношения маски на улице или в помещении, где никого нет. Это глупость. Вирус передается если человек находится в тесном контакте, а это менее полутора метров в течение 15 минут контакта с другим человеком, который сегодня еще может быть здоров, но уже является носителем вируса.
- Давайте поговорим об оспе обезьян. Она вызвала большой ажиотаж, вызвала испуг. Остался ли на сегодняшний день у оспы обезьян, скажем так, шанс перерасти в пандемию?
Конечно, есть такой шанс. А у нас в стране, сейчас, когда идет война, государственные институты в силу разных причин не могут работать так как надо, и все идет на военную отрасль. Хотя и до того, у нас была уничтожена санитарная отрасль. С началом ковида хоть должность главного санитарного врача вернули, без вертикали правда, но хоть есть ответственный специалист.
Но сейчас заболевшие будут ходить. Госпитализируют в основном людей из-за выраженного болевого синдрома. А мы уже знаем, какие в основном болеют группы риска, знаем, что чаще болеют мужчины, которые имеют секс с мужчинами. И сейчас мы будем видеть стремление избежать обращения к врачу – люди не будут никуда обращаться, будут сами лечится, распространять болезнь… И мы это уже сейчас наблюдаем. Скрывать будут болезнь.
- Только потому что это часто связанно с гомосексуальными связями?
Разные причины, но эта, наверное, тоже.
- А можно понять в чем причина такого специфического вида передачи?
Основной путь передачи при этом заболевании – контактный. Но почему получилось именно так – вопрос интересный. Это эволюция, но к счастью, возбудитель не такой контагиозный как, например, коронавирус. И можно было б быть спокойными по поводу оспы обезьян: не такой контагиозный, воздушно-капельный механизм передачи есть, но в крупных каплях…
- В крупных каплях – это совсем рядом должны чихнуть?
Да, когда очень близко находитесь, – менее полуметра, более трех часов.
И это могло бы успокоить, но в марте месяце прошлого года был опубликован на сайте NTI (международная некоммерческая организация, финансируемая Биллом Гейтсом и Тедом Баффитом, которая занимается предотвращением возможных биологических угроз – ред.) тренинг по оспе обезьян. В чем заключался сценарий учений: возникла новая пандемия – март 2021 года, и первый этап пандемии приходился на май-июнь 2022 года. Возникла вспышка в вымышленной стране Бриния и на нее мало обратили внимания: ВОЗ в набат не бил – спустили все на тормозах. А второй этап по «легенде» начинается с марта 2023 года и за 18 месяцев от первого этапа происходят страшные вещи. В итоге к концу пандемии было около 3,5 млрд заболевших и 270 млн умерших. Данные об этих учениях были опубликованы в ноябре прошлого года на сайте NTI.
Напомню, что перед коронавирусом, в 2018 году эксперты ВОЗ опубликовали обращение с тем что мир, ждет новая пандемия, вызванная новым вирусом. И такие заявления, на столь высоком уровне, не делаются просто так. К тому же, в 2018 году был создан препарат для лечения натуральной оспы, которая считалась ликвидированной. Я удивилась – миллионы долларов траться на создание препарата по лечению ликвидированного заболевания! Сейчас этот препарат Тековиримат (торговое название TPOXX – ред.) является основным при лечении оспы обезьян, несмотря на то, что нет никаких доказательств эффективности и быть не может, ведь клинические исследования — это длительный процесс. Но так как это тоже поксвирус – родственный с натуральной оспой, то даже Европейское агентство лекарственных средств разрешило применение Тековиримата в январе 2022 года для лечения оспы обезьян.
- В Украине много случаев оспы обезьян?
Пока что не так много официально зарегистрированных. Но гораздо больше тех, кто официально не зарегистрирован.
В инфекционной патологии важно активное выявление больных. И нам надо быть готовыми, ведь вирус может мутировать. В прошлом году гендиректор ВОЗ заявил, что мир ждет новая пандемия, вызванная новым вирусом.
- Но это не оспа обезьян?
Почему? Может и оспа обезьян. Он это заявил еще в мае 2021 года, когда об оспе обезьян еще не сильно говорили. И тренинг был проведен в марте 21 года, а его результаты были опубликованы в ноябре. Я не сторонник обсуждения теорий заговора, но мы должны готовится, быть готовыми спасать себя, близких и украинцев. А для того, чтоб хорошо подготовиться – нужно чтоб государство не мешало, а помогало. И в этом вопросе СНБО в плане поддержки противодействия коронавирусу сыграло решающую роль.
- Все заметили, наверное, что господин Данилов выступил на открытии вашей конференции и поздравил. И это вызвало вопрос: почему СНБО?
Да, кажется, что это необычно, но наша специальность является ключевой и она единственная (из медицинских специальностей – ред.) является составляющей частью национальной безопасности страны.
Когда возникла коронавирусная инфекция и все только следили за тем, как там Китай и ничего не делали, СНБО создало первыми штаб и подтянули специалистов. Они его создали 11 января 2020 года, а Министерство здравоохранения создало комиссию 17 января, если я не ошибаюсь. То есть СНБО всегда первые. И наш протокол они сопровождали все время, и если у нас возникали вопросы, то они тут же собирали всех специалистов, проводили селекторы с регионами… У специалистов нет расхождений – мы мыслим одинаково – даже если есть нюансы, то мы спокойно обсуждаем и приходим к определённому консенсусу. А все противодействие идет от политиков. А мы единомышленники – речь ведь идет о жизни больных и по-другому быть не может. И мы очень благодарны СНБО.
- Теперь давайте вернемся к постковидному синдрому. Прошло уже 2 с половиной года от появления ковида в Украине. Что вы можете сказать о постковидном синдроме, исходя из накопленного опыта? Мы все проходили через бессонницу, упадок сил, головные боли, боли в суставах через значительное время после ковида…
Постковидный синдром — это состояние, которое характеризуется тем, что у человека сохраняется целый ряд симптомов и синдромов более 12 недель с момента дебюта клинических симптомов коронавируса. И чем вызвано это состояние еще изучается. Основная версия, что это тлеющее иммунное воспаление. Где-то до трети пациентов страдают постковидным синдромом длительное время.
Настолько еще мало изучено это состояние, что еще нет всемирно признанной терминологии. Есть такой Дельфийский консенсус, созданный ВОЗ, и они не пришли еще даже к единой терминологии. Называют по-разному «лонгковид», «длительный ковид», «постковид» - это все название одного и того же состояния. И лечение его состоит в синдромно-симптомном подходе, то есть воздействуем на симптом или синдром. Например, бессонница. Человек идет к врачу и тот ему прописывает препарат, чтобы пациент смог спать. Больше ничего. Боль в суставах – обследуемся и если, например, повышен С-реактивный белок, то вплоть до глюкокортикостероидов врачи назначают.
И бороться с постковидным синдромом, как с отдаленными последствиями любого другого инфекционного заболевания, можно только если начинать лечение с момента дебюта клинических симптомов, если есть – этиотропное, как мы называем, лечение, которое воздействует на сам возбудитель. И тогда организм справляется со всеми остальными неприятностями. Если этот процесс затянуть на 5 – 7 дней, то вирус возьмет все что ему надо, с этого момента начнут формироваться специфические антитела против этого вируса и организм уже с ним достаточно эффективно борется, но вирус взял уже все что ему надо. При коронавирусе вирусная нагрузка резко снижается на 5 -7 дней, на 14 день вирус практически не обнаруживается – самые заразные больные на амбулаторном этапе.
- Когда человек перестает быть заразным?
Для окружающих практически незаразен на 10 день. Можно заразиться в стационаре, когда вы проводите инвазивные процедуры, например, бронхоскопию, или же считается, что можно заразиться, когда проводите неинвазивную вентиляцию.
Почему тяжело бороться с этим заболеванием? Потому что самые заразные ходят по магазинам, бывают в замкнутых пространствах с другими людьми. А когда он уже болеет, то как правило дома сидит. А если человек имеет нетяжелые клинические симптомы, то он ходит на работу. Еще и хвастаются: «А я пошел на работу. У меня 37,5 – 38, я выпил жаропонижающее и пришел на работу». Пришел всех заражать!
- Абсолютно неразумное хвастовство и "мужество".
Непонимание проблемы. Сколько было трагедий, в момент пиковых сезонов, мы предупреждали, но у нас просто война была – наша война, которую мы пережили. Это был ужас: множество смертей, трагедий, поломанных человеческих жизней, когда молодые люди поехали отдохнуть, например, в Буковель, там заразились, привезли болезнь домой к родителям и сами выжили, а родители умерли.
- Лыжные курорты вообще оказались «прославленными» в ковид. Мы помним куршавельский рейс, потом буковельские поезда, которые способствовали распространению.
Да. Инфекционные болезни требуют уважительного к себе отношения, не прощают просчетов. И сейчас вернули обучение для эпидемиологов, но это капля в море. Я вспоминаю, когда было в Новых Санжарах – никто не мог понять, что делать, пока не приехала Лариса Антоновна Колос – была главным паразитологом, а сейчас эпидемиолог в МВД. Аваков сохранил вертикаль СЭС (в своем ведомстве - ред.), не разрушил. И она быстро все наладила. Потому что был полнейший хаос.
Но мы должны понимать, что у нас постоянные инфекции. Сто лет тому это были тифопаратифозные заболевания, дифтерия – не нужно было и пандемий, а сейчас у нас корь, дифтерия, полно вспышек инфекционных заболеваний и плюс добавились пандемии. И раньше у нас была система, рассчитанная на катастрофу – на возможность быстро принять огромное количество больных. А эту систему раскритиковали, нас ругали за большое количество коек – мол, их больше чем в других цивилизованных странах. Так надо сначала стать такой страной, где не будет повальных эпидемий, а потом что-то менять. А нас это большое количество коек спасло. И кислорода не хватало во всем мире. И в США больные лежали и в часовнях, и в колокольнях.
Сейчас мы ожидаем, что рано или поздно наступит тяжелый сезон гриппа…
- Это то, о чем я хотела спросить. А то сложилось впечатление, что он исчез.
Да, в 2020 году был самый легкий из всех сезонов наблюдения. Вирус гриппа открыли в 1933 году и с тех пор такого сезона легко не было ни разу ни в Южном, ни в Северном полушарии.
А иммунитет при гриппе — это не только Т-клетки, не только В-клетки, а в том числе местные факторы защиты. И все это мало изучено. И когда мы были все изолированы, вирус тоже мог окрепнуть, и он ударит, а наши барьеры будут не готовы к этому сезону. И мы ждем. А еще грипп и коронавирус – до 5% случаев это микст-инфекции. А как ты дифференцируешь? У человека высокая температура. А грипп среди острых респираторных заболеваний имеет особенность – респираторный синдром не сразу возникает, а через день-два. А лечить, особенно если высокая температура, лучше в первый день, даже в первые часы. Да, бывает взрывная лихорадка и человек даже время точное может сказать ее начала. Но есть протоколы, они разработаны, и мы учим врачей. И мы ждем.
- Грипп есть уже?
Да. Уже первые случаи есть.
- Прививка от гриппа?
Пожалуйста, можно делать. Это одна из самых безопасных прививок и для групп риска. Вакцины уже вот-вот будут.
При гриппе тоже есть прекрасные противовирусные средства, современные. Но дело в том, что сейчас война и можно не иметь доступа к этим лекарственным средствам. И я б советовала в домашней аптечке, особенно если есть группы риска, иметь противовирусные средства и против ковида, и против гриппа. Ведь может быть ситуация, когда не будет доступа к врачу, даже к семейному. Ведь люди поуезжали, даже семейные врачи. И группы риска должны быть вакцинированы. Делать это чем раньше, тем лучше. А когда уже идет «пожар», конечно тоже можно вакцинироваться, но нужно соблюдать условия, которые никто не соблюдает. Когда идет пик заболеваемости, то мы не знаем вакцинируем мы человека, который инфицирован или нет. Есть понятие инкубационного периода – по всем законам эпидемиологии нужно изолировать человека на срок максимального инкубационного периода и, если он не заболел, – вакцинировать, а потом еще ждать 5 -7 дней, чтобы у него выработались антитела. Но это ж не реально. Вот поэтому нужно вакцинироваться до пика, и вводить можно с другими вакцинами. А потом, при необходимости, принимать противовирусный препарат.
Вы меня спрашивали когда-то что делать, когда у нас массовая вакцинация проходила в период роста заболеваемости в общественных местах типа вокзалов. Чего, кстати, делать категорически нельзя по всем законам эпидемиологии. Я всегда говорила, что, когда «пожар» разгорается, – мы уже ничего сделать не можем и нужно концентрироваться на спасении больных, т.е. на правильном и своевременном лечении.
