Когда оккупанты пришли в Энергодар, Максим был в городе.
“Где-то 28-29 февраля мы приехали на первый блокпост и приняли решение начинать формировать баррикады”, — рассказывает он.
Пример местных активистов вдохновил энергодарцев — люди увидев, что возводятся баррикады, присоединились к работе.
“На следующий день очень много людей приехало и подключилось к работе. Начали привозить шины, стягивать песок, делать окопы, защитные сооружения. Волонтеры привозили еду на блокпост ребятам, которые там дежурили днем и ночью. Таким образом у нас появилась местная самооборона, которая защищала. Но это не ТрО, а просто местные люди, которые захотели защищать свою территорию”, — рассказывает Максим про дни перед приходом оккупантов.
По словам Максима, россияне подъезжали к Энергодару, но увидев противотанковые ежи остановились, а затем даже пытались договориться с жителями города чтобы их пропустили. Враг приближался, но не нападал — так продолжалось несколько дней. Жители Энергодара собирались возле баррикад, приходили с украинскими флагами. Людей, рассказывает Максим, было действительно много. Но в начале марта россияне попытались взять город штурмом. Началось все во второй половине дня.
“Штурм был с оружием, они обстреливали блокпост, у них было 3 танчика, которые подъезжали и обстреливали, и порядка 100 единиц техники. У кого-то было оружие из наших и им дали бой, отстреливались на сколько это возможно было, но с многочисленной группировкой, которая собралась с их стороны, ребятам пришлось отступить. Когда все началось, я был с ребенком. Но когда увидел сообщения и что мэр призывает приехать на блокпост всех небезразличных, то завез ребенка в безопасное место и поехал на блокпост. Там уже завязался бой. В тот момент была активная фаза — танчик врага обстреливал позиции. Я развернул машину и занялся тем, что начал вывозить людей из города и спасать, на сколько это слово применимо в этой ситуации”, — рассказывает активист.
Далее россияне двинулись в сторону АЭС.
“Они очень всего боялись и обстреливали окна, если шторы колыхались – тоже обстреливали. Видно было по зданиям – как они шли, так и зачищали за собой периметр. У нас там (на АЭС — ред.) есть спецподразделение, которое охраняет электростанцию, они приняли бой. Бой был сильный, подбили один танчик. Из официальных источников мы узнали, что как минимум был один погибший с их стороны, командир танка. Бой сопровождался стрельбой, это все продолжалось часов до 4-5 утра”, — описывает Максим события развернувшиеся в Энергодаре, тогда, когда весь мир с замиранием наблюдал за тем, как оккупанты стреляют в сторону АЭС из танка.
По словам Щербины, когда россияне вошли в город, многие местные жители уехали, воспользовавшись первой же возможностью. Сам Максим, работавший главным инженером в медико-санитарной части, не мог оставить работу, кроме того подозревал, что значится в списках активистов и, вероятно, не сможет пересечь блокпосты оккупантов. Но и в городе, как выяснилось, было небезопасно.
“18 марта приехали орки, заявились в кабинет к директору, меня в тот момент на месте в своем кабинете не было. Я был на территории, а территория медико-санитарной части большая. Последовал звонок от директора с просьбой зайти к нему в кабинет. Когда я шел в кабинет, то уже видел что стоит их УАЗик – предположил, что могут захотеть встретиться со мной, поэтому по возможности подчистил телефон, поудалял все ненужное и тогда зашел в кабинет. Там меня уже ждали, некий военный. Человек был в военной форме, передернул затвор пистолета и попросил последовать за ним. Мы прошли – он целенаправленно шел к моему кабинету. Зашли в кабинет. Он провел обыск, досмотр моих вещей, забрал телефон, затем позвонил своему напарнику. Тот подошел уже с автоматом и с конвоем меня увели в сторону УАЗика. Усадив в авто меня попросили чтобы я отвез их к своему товарищу, тоже активисту, которого они разыскивали. Они просматривали мой телефон и задавали вопросы. Я отнекивался, но понимал, что адрес товарища они знают - видели их машины поблизости - и, что, скорее всего, его уже нет по этому адресу. Потому получив пару ударов понял, что сопротивляться нет смысла.
Мы проехали к дому товарища. Но продолжали сидеть в авто. Они просматривали мой телефон, перелистывали фото, проверяли чаты, записную книжку… В одном из чатов им не понравилась риторика сообщений о том, как местные к ним относятся. Они начали обсуждать это между собой, а затем прозвучала фраза, что меня нужно вывозить на пустырь и ломать. Уточнили, что по-тихому. После этого сзади подъехал гражданский автомобиль — отжатый у кого-то из жителей Audi. Поначалу меня хотели пересадить в эту машину, но так как это было днем и на улице, они приняли решение сделать это в другом месте.
Мы выехали на промзону, там меня вывели, выстрелили пару разу, показав серьезность намерений. После чего достали нож и начали колоть, резать уши, засовывалы дуло пистолета в рот... Они требовали, чтобы я связался с Виктором или вывел его на них. Я долго отнекивался, говорил что не знаю где он, что он пропал и на связь не выходит”, — рассказал Максим.
На этом страдания мужчины не закончились. Его засунули в багажник авто и вывезли в лес.
“Там меня поставили на колени, угрожали пистолетом, начали расспрашивать. Спрашивали у кого в городе есть оружие, был ли я на блокпосту. Я был на блокпосту, как и большая часть горожан, потому подтвердил это. Очень долго расспрашивали: часть допроса один снимал на свой телефон, а второй листал мой телефон, искал информацию, смотрел номера, детально все проверял. После допроса начали говорить что они хотят мира и добра, что если хочу жить – нужно с ними сотрудничать. Предупредили, чтобы я сливал им информацию.
После чего они посадили меня в салон, отвезли обратно в медико-санитарную часть, отдали мой телефон. Но перед этим показали несколько статей мэра – текст был написан на украинском и попросили перевести что там написано.
Потом они отпустили меня”, — рассказал Максим.
Щербина рассказывает, что оккупанты иногда звонили ему, чтобы узнать, например, о том кто присутствовал на митинге. Так было, когда пропал первый заместитель мэра Энергодара Иван Самойдюк и люди вышли на митинг в его поддержку. Тогда все закончилось стычкой с оккупантами.
“Вот в такие моменты они звонили, спрашивали у меня, что было, кто там присутствовал, пытались получить информацию. Я включал насколько можно было дурачка, говорил что не видел и не знаю”, — поясняет Максим.
После того как оккупанты начали разыскивать активиста, который снял и сжёг, вывешенный ими красный флаг, Максим понял, что нужно скрываться.
“Я понимал, что меня берут на крючок”, — говорит Щербина.
Сейчас ситуация в городе сложная. Гуманитарную помощь доставить туда практически невозможно. Все грузы тщательно досматриваются оккупантами. Частично гуманитарная помощь проходит через кризисный центр в Запорожье, через НАЕК Энергоатом, но все контролируется и даже были случаи, когда оккупанты забирали украинскую гуманитарку и раздавали ее горожанам от своего имени.
Большинство жителей покинули город, остались в основном сотрудники АЭС, а также те, кто боится выезжать и не знает сможет ли обустроиться на новом месте.
“Недавно было собрание с главами ОСББ. Собрали они председателей объединений многоквартирных домов и предупредили, что люди должны оплачивать услуги тепловодоканала им в наличке, но тут еще нюанс, что в городе банки не работают и наличка у многих заканчивается. То есть на картах деньги есть, а на руках практически нет. Они через своих людей, коллаборантов, ставленников начали предлагать услуги по обналичиванию средств под процент. Было озвучено 10%. Но в чатах пишут и о 20%”, — рассказывает Максим о ситуации в городе.
В городе закрыты большинство магазинов. Некоторые предприниматели провозят продукты вероятно контрабандой. Но оккупанты предлагали местному бизнесу “зеленый коридор” в Крым, чтоб те закупали товары на оккупированном полуострове. Максим отмечает, что отдельные магазины начали принимать рубли.