КИЕВ. 15 октября. УНН. Заместитель прокурора города Генуя Энрико Дзукка, проанализировав приговор суда города Павия в деле украинца Виталия Маркива в своей статье изданию “Altreconomia.it”, полностью раскритиковал все и без того слабые аргументы стороны обвинения. В частности итальянский прокурор отметил, что приговор в 24 года лишения свободы вынесен присяжными в родном городе погибшего в Славянске журналиста Андреа Рокелле обладают признаками не справедливого суда, а “народного судилища”. Сегодня в Италии проходит очередное заседание апелляционного суда по делу украинца. УНН перевел для читателей статью итальянского прокурора.
Часто не всем понятно, что в уголовном процессе слабым субъектом есть обвиняемый, защищенный от иска государства против него. Защищающий его щит состоит в принципе доказательного задания, которое должно доказать вину обвиняемого вне всякого разумного сомнения.
Эмпатия к жертве не может взять верх над этим щитом и быть в центре внимания суда. Давление общественности и просьба жертв о справедливости создают напряжение и влияние на независимость судьи, который, тем не менее, должен руководствоваться исключительно законом, а не поиском консенсуса.
Кое кто называет такие процессы “народными” — власть которых состоит в том, что обвиняемый заходит в зал суда уже как виновный. Такое впечатление имеем, когда читаем приговор суда Павии в деле Маркива.
В подобных случаях, когда речь идет о военных действиях с привлечением армии, на судебных процессах, проходящих обычно перед специальными международными судами, привычно видеть, в первую очередь, обвиняемых командиров в порядке жесткой иерархичной структуры, несущих ответственность за совершенные действия, которую международное уголовное право квалифицирует как командную ответственность или ответственность командиров.
Автор акцентирует, что в деле Маркива чрезвычайно важным является безупречное понимание контекста событий на восточной части Украины, а также влияние дезы и пропаганды!
Он пишет, что приговор является несовершенным в своей доказательной базе и уже стал предметом заинтересованности соответствующих европейских институций. Из-за этого апелляционной инстанции следует снять все существующие противоречия и сомнения и приложить усилия для получения более солидной базы доказательств в обвинении.
Несоответствия и непонятности.
По мнению автора, суд Павии выбрал путь упрощения, отказавшись рассматривать факты в контексте войны. Суд объясняет, что даже вооруженные конфликты регулируются нормами международного гуманитарного права, которые требуют не привлекать гражданских лиц. Но в случае с солдатом Маркивым война во внимание взята не была. С точки зрения суда это была сознательная и умышленная акция, целенаправленная на убийство мирного населения. Контекст войны, положение подчиненного у военной структуре даже не рассматриваются для оценки меры фактической ответственности обвиняемого.
Судьи решили, что в тот момент не было вооруженного столкновения между враждебными сторонами, а, следовательно, отбросили и возможность гипотезы о так называемых “побочных последствиях”.
Автор обращает внимание на полное пренебрежение и непонимание судом контекста событий, парадоксальные умозаключения и смешение факта провозглашения независимости Украины с событиями на Майдане.
Дальше растолковывает суть и методы современной гибридной войны.
“Текущий конфликт не имеет четко определенных фронтов, в нем нет регулярных противоборствующих армий с узнаваемой формой и эмблемами, полями боёв, в нем применяется любое оружие, технология, а также пропаганда и информация...”.
Автор обращает внимание, что суд прибегнул к рассмотрению непроверенных источников, полностью пренебрегая официальными данными ОБСЕ и других международных структур.
Автор четко артикулирует дефиницию “вооруженные банды” касательно незаконных вооруженных формирований, захвативших территории в Луганской и Донецкой областях (никаких “повстанцев” или “пророссийских сил”).
Автор обращает внимание на искажение судом фактов, зафиксированных ОБСЕ. Суд упоминает о многочисленных случаях насилия против журналистов, ссылаясь на отчеты международных наблюдателей.
Тем не менее, пишет Дзукка, отчеты этих независимых наблюдателей, в том числе и цитированный судом отчет ОБСЕ, на самом деле говорят прямо противоположное, а именно о том, что нападения на свободу прессы фиксировались как раз на неподконтрольных правительству зонах, захваченных боевиками, что было частью впечатляющей кампании общей дезинформации, характеризирующей, прежде всего, первую фазу конфликта.
Таким образом суд неосознанно принимает участие в кампании по дискредитации украинской стороны. Суду неожиданно удается сделать обвиняемого почти эксклюзивным и, следовательно, решающим виновником уголовного преступления.
Автор удивляется тому, что суд принял версию об одностороннем огне с Карачуна, базируясь на сообщениях, почерпнутых из прессы.
Такой подход идет вразрез с единой целью уголовного процесса — доказать личную ответственность обвиняемого.
Автор последовательно указывает на недостаточность доказательной базы стороны обвинения. “В конкретном деле доказательства того, что в тот день Маркив был тем, кто видел и распознавал гражданских лиц, стрелял и содействовал последующим атакующим действиям, базируются на данных, имеющих очень малую достоверность”.
Принятая судом реконструкция “присутствия” Маркива на Карачуне является гипотетической и взята с документальных материалов, фильмов и фотографий. Это непоправимо слабое место стороны обвинения.
Если речь идет о реконструкции индивидуальной ответственности солдата и динамики действий, анализа технической характеристики оружия и тому подобное — собранные доказательства являются неактуальными. Потому что сначала необходимо с уверенностью продемонстрировать вне всякого сомнения, что тот солдат делал в тот день. Фактически ничто не доказывает, что солдат находился там в своем привычном положении в решающий момент и что он видел то, что “мог видеть” и “мог понять”, то есть, что силуэты, находящиеся на расстоянии более полутора километров, были однозначно гражданскими, не имея связи с вооруженными группами.
Если доказывание невиновности — дело защиты
Некоторые фрагменты мотивации свидетельствуют об утрате важных юридических ссылок. Основываясь на полученных изображениях делается вывод о месте нахождения обвиняемого. Проверка гипотез состоит в том, что “нет изображений, которые бы показывали обвиняемого в других местах”: поэтому доказывать противоположное приходится стороне защиты. Также указывается, что элементом в пользу обвиняемого мог бы быть порядок несения службы или дежурств, о котором говорят Маркив и его командир, но поскольку доказательств этому нет, никто не сообщил, кто именно дежурил в день смерти Роккелли. Этот пробел вызывает еще одно сомнение: не является ли это задачей стороны обвинения — доказать, что именно обвиняемый выполнял обязанности в тот день и в то время, если он сам это отрицает? Показания защиты “отличаются от преведущих выводов и противоречат им”, поэтому есть сомнения в кристаллически четкой реконструкции, предложенной обвинением".
Достаточно неприятным способом судья упрекает обвиняемого в том, что он не сотрудничал для установления истины. Маркива загоняют в угол вопросами о фото нацистских заключенных и символов, найденных на его устройствах. Что этим хотелось доказать и какое это имеет отношение для установления обстоятельств дела? Трудно понять актуальность этих вопросов; хотелось разве что дискредитировать обвиняемого и изобразить его как нациста, который охотно совершает насилие и негуманные действия над соперниками.
Нельзя отрицать, что эти элементы породили негативное отношение к Маркиву и сформировали осуждающее общественное мнение о его принадлежности к группам экстремального национализма, о чем свидетельствует также много статей в прессе. Также нельзя отрицать, что описание Украины как нации в руках экстремистских группировок является тем самым описанием, которое нам предлагают с начала конфликта. На самом деле, паранацистские, ксенофобские, гомофобные и расистские субкультуры присутствуют с одной и с другой стороны конфликта, а отображение украинских официальных институций как выразителей этих идеологий является следствием пропаганды. Судьи не должны попадать в эти ловушки.
Одновременно с созданием негативного опасного образа Маркива происходит осквернение репутации украинских государственных органов, которые будто бы отказываются сотрудничать. Если речь идет о сотрудничестве в следственной деятельности, проводимой итальянским следственным органом, даже Франция, к которой были обращены следственные запросы, не проявила ни большей тщательности, ни надлежащего внимания (тут можно вспомнить фотографии обломков пуль (осколки), найденных французскими властями, которые не были ими переданы).
Мы очередной раз игнорируем ситуацию, с которой столкнулось воюющее украинское государство, и трудности страны, которая занимается установлением сотен подобных эпизодов убийств и сенсационных нарушений прав человека, начиная с жертв полицейского насилия старого режима во время восстаний Майдана. Страна, учреждения которой, особенно следственные и судебные, требовали реформ, для внедрения которых нужно было время и большие усилия, часто приходилось идти на компромат со старым режимом. Задержки расследования смерти журналистов Роккелли и Миронова должны рассматриваться в этом контексте и не заслуживают на приблизительные суждения несоответствующих экспертов.
Обвиняемый Маркив, зажатый между своими обязанностями и обязанностями государства, не заслужил на такую санкцию, про что отметил и сам прокурор.
Суд назначил наказание намного выше, чем требовалось.
Апелляционный суд должен решить еще много вопросов, от которых не так легко отбиться; ему придется куда более тщательно проанализировать реальный контекст фактов, но прежде всего ему придется вернуться к обычному анализу; к тому, который применяется к каждому гражданину: базирующемуся на доказывании виновности.
Демократия процветает благодаря свободе выражения взглядов, главными носителями которой являются журналисты. Демократия также там, где судьи сильны, независимы и подчиняются только законам. Это то, что мы и страны в конфликте, должны вынести из этой истории. И в журналистике, и в судейском деле нам есть, как известно, много чему научиться.